21 июля

Видел сегодня прекрасную цитату из писем Петрарки: "Первая забота пишущего - смотреть, кому пишешь; тогда сразу понятно, и что, и как писать, и прочие обстоятельства. По-разному надо говорить с сильным человеком и с робким, с неопытным юношей и с исполнившим долг жизни старцем, с купающемся в изобилии и с бедствующим, с ученым, сияющим образованностью и умом, и с человеком, который тебя не поймет, если заведешь речь о чем повозвышенней: бесчисленны породы людей, умы несхожи, как лица, и если даже желудок одного и того же человека не всегда просит одной и той же пищи, тем более ум не должен всегда питаться одним и тем же стилем. Работа двойная: понять, что за человек тот, кому хочешь писать, и в каком состоянии он будет, читая то, что ты решил ему писать.
Меня эти сложности часто заставляли быть непохожим на самого себя".

Меня эти сложности только и удерживают в состоянии себя; когда я пишу тебе, я точно знаю, кто именно пишет эти письма - не из-за себя, из-за адресата. Вот почему я никогда не смогу так писать никому больше, вот почему в других местах возможны такие вещи, как разночтение, недопонимание или даже непонимание вовсе - те письма я просто подбрасываю в воздух, кто поймает, того и письмо, не поймает никто - тоже не беда, и даже не беда, если поймают совсем не то, что я отсылал.
Это как живопись или литература. У той и другой есть восхитительная возможность быть непонятой. Наверное, поэтому я не могу считать литературой эти письма, хотя иногда они хороши, действительно хороши. В конце концов, мне кажется, я делаю достаточно вещей, которые вполне можно трактовать, как угодно; эти письма я не хочу пропускать через сито трактовки.
И в то же время - я прекрасно понимаю, что делаю это гораздо больше для себя, чем для тебя. То есть, в сущности, адресат я. Но тот я, который говорил бы с тобой.
Но вот что забавно - тот я, который все это пишет, делает это ночами. Даже когда я записываю все это днем - я все равно в ночной своей ипостаси. (Письма во второй журнал делаются явно днем, даже когда по времени это происходит среди ночи.)
А если я попробую представить себе это как разговор с тобой - скорее всего, я увижу сумерки. Сине-зеленые тени, вызолоченные закатным светом верхушки кипарисов, вечернее дыхание белого к ночи моря. Час, когда спать еще не идешь, но все дневные дела уже сделаны. И можно немного просто посидеть, посмотреть на море с плоской крыши, поболтать с тобой.
Видимо, отчасти я еще и обращаюсь к нашим сладким сумеркам. К запахам из сада. К предночной возне птиц. К сменившемуся на ночь ветру. К тишине на много дней пути вокруг - той самой оглушительной тишине, которая бывает только ночью на островах среди моря - птицы, волны, цикады, шорох орехов, падающих с веток, стук ночной бабочки в стекло, редко-редко чьи-то шаги по плитам дорожек.
Самое пробивающее насквозь здесь то, что в этом мире довольно много мест, где можно послушать такую тишину и такие сумерки. Больше всего на свете я хочу жить в одном из таких мест - но хорошо понимаю, что это желание - просто тоска. Если вообще перебрать по такому критерию мои желания - довольно много их окажется ненужными к исполнению.
Я вообще не так давно в одном разговоре сформулировал свое "хочу" - это никогда не прямое намеренье, это как бы скольжение вдоль желания, одновременное пребывание в нем и возможность его исполнения, но совершенно не обязательное воплощение этого в какую-то материю. Ожидания чего-то еще в этом скольжении гораздо больше, чем хотения. А хотения того себя, который может это исполнить - гораздо больше, чем самого исполнения непосредственно. Я скольжу вдоль желания жить у моря на островах - и понимаю, что хочу не этого, а того себя, который может вести такую жизнь. 
Поэтому вряд ли я в ближайшее время уеду из шумного, буйного, очень нетихого и совершенно не морского города. Тот я, который может жить  на безлюдном острове у моря, может встать и вернуться домой. Но пока что он безраздельно существует исключительно в этих письмах. 

Когда я смогу путешествовать в снах так, как я могу писать эти строчки - я приду к тебе. И скажу "можно". Скажу "пора". Это будет означать, что можно возвращаться - домой, домой. Но сейчас каждый раз, когда я вспоминаю во сне, что это сон, тут же превращаюсь в самого себя и несусь к тебе - каждый раз падает тьма, я не могу пройти сквозь нее и просыпаюсь. 
И все, что меня немного утешает - это то, что я очень хорошо помню, что хочу сделать. Хотя бы это я хорошо помню даже во сне.