11 января 201

Интересно, ты сам-то знаешь, когда мне снишься?
Сон был не домашний, более чем здешний. Из тех, в которых мое подсознание выкатывает мне список "что сделано", причем без каких-либо иносказаний, все буквально.
Я хорошо понимаю, что означает сон, в котором я вижу и тебя, и себя, и ты говоришь мне - иди, набирай силы, я тут без тебя управлюсь. Я хорошо понимаю, что означает то, как я вижу тебя и себя - себя в болезни, тебя - в здравии, я понимаю, что и то, и другое - я, что мне, как было замечено умным человеком, удалось наконец прорастить тебя в себе, и это работает, еще как. 
Но еще сутки после этого сна я ходил ошалевший и счастливый по совершенно иной причине: я закрывал глаза и вспоминал, как приваливался к твоему плечу и думал - как же хорошо, что ты абсолютно здоров, какое счастье, что ты у меня есть, можно просто опереться на тебя и отпустить собственное тело, которое, мягко говоря, мало на что годится.
Я тебе не рассказывал, кажется, но года полтора назад мне снилось то самое возвращение домой - мертвым, в коконе гробовой парчи, я видел это словно со стороны, и себя, и твои руки, разворачивающие ткань, и мои не мысли, но чувства: нет большего счастья, чем оказаться в таких руках.
Я понимаю, подсознание. Все, что мы видим во сне или мысленных странствиях - это только мы сами. Во всяком случае, здесь так. Если, конечно, не считать выход к коллективному бессознательному. Как я понимаю, у меня просто коллектив, скажем так, немного больше.
И все же я был рад видеть именно тебя. Даже таким образом.

Забавно то, что я, похоже, задействую здесь человеческое подсознание как некий источник безусловных эмоций. Или беру оттуда то, что люди берут из опыта безусловных эмоций (или отказа в них).
У каждого человека есть опыт безусловных эмоций, и я сейчас говорю прежде всего о безусловной любви, родительской любви, которую в том или ином виде ищут все, кто ее недополучил.
Взрослые люди провоцируют партнеров, совершая "подсознательно" поступки, от которых в нормальном состоянии сгорели бы от стыда - ради того, чтобы получить эмоцию, заверение, не знаю, что - равное родительскому "что бы ты ни натворил, ты всегда будешь родным мне". Некая основа абсолютной ценности, неразрушимой, на которую можно опереться, когда опереться больше не на что.
(Другое дело, что возможности опереться на это у них тоже нет. Невозможно ценностью в чужих глазах выстроить свою, если она разрушена еще в детстве. Но можно утешиться, хотя бы ненадолго.)
У меня же, похоже, вовсе нет такой вещи, как безусловная любовь. А неразрушимость я беру в другом источнике. Вернее, не так. Вечная моя буквальность. Моя любовь - безусловна по определению и не работает как источник самоценности или ценности чего-либо вообще. Ее нельзя сдвинуть с раз и навсегда занятой позиции, во всяком случае, нельзя извне, а изнутри я не пытался. Я не "люблю за то, что". Я либо люблю, либо нет.
Зато я могу утратить интерес. Я могу утратить удовольствие от общения, могу и вовсе забыть. Но на моих эмоциях это никак не скажется. Другое дело, что это не имеет никакого выражения наружу - я не буду ничего делать из этой любви, если не буду считать эти действия необходимыми. Внешний результат - поговорка "с глаз долой - из сердца вон" описывает меня целиком и полностью. Фокус не в том, чтобы вызвать и удержать мои эмоции, фокус в том, чтобы удержать мой интерес. У меня не бывает "остыло" или "перегорело", время не действует на меня вовсе.
Но я могу сделать так, чтобы это ни на чем не сказывалось. Есть вечный слой, а есть слой "сейчас" - они отличаются друг от друга тем, что первый наружу выходов не имеет. Зато второй - в изобилии, а потому очень пластичен.
И у этого всего есть еще одна сторона, очень любопытная. Для того, чтобы внести в себя какие-либо изменения, я должен вносить их на абсолютно базовом уровне.
У нас с Т. когда-то был разговор, в котором я пытался объяснить ей, что я не могу чувствовать одно, а делать другое. Мои чувства - это мои действия, если я хочу так не делать, мне необходимо так не чувствовать. В противном случае мне приходится поддерживать два потока действия, причем один должен гасить другой, чтобы я не делал ничего. Как с ковром Пенелопы - сколько сплела, столько распустила.
И для того, чтобы в таких условиях делать что-то, что противоречит моим чувствам, как-либо преодолевать себя, мне нужно удваивать гасящий поток, чтобы он стал не просто компенсацией, а действием. Либо вносить изменения на эмоциональном уровне.
Когда я хочу создать у себя какую-либо привычку, мне нужно не просто вводить ее на физическом уровне, мне необходимо создать эмоциональную основу для того, чтобы возникло ощущение "я так делаю всегда". Время внедрения и количество повторений совершенно не при чем. Некий эмоциональный, если хочешь - потоковый фон, говорящий, что это - часть меня - вот единственное условие, при котором новая привычка укоренится и станет обычаем.
Есть еще логика, конечно. Она тоже работает неплохо.

Самое же интересное в этом (из последних перевертышей) - зрение. Два года назад я начал тщательно следить за осанкой во время письма, а пишу я очень много. В итоге теперь мне неудобно писать, склоняясь низко к тексту, как я делал всю жизнь. Сначала мне пришлось увеличить шрифт всех электронных документов, с которыми я работал - при этом почерк у меня как был очень мелкий, так и остался - а кегль я уменьшил. Глаза подстроились под новую осанку - точно так же, как в детстве подстроились под мою любовь читать, скрючась с фонариком под одеялом.
Я уже думаю - что бы еще такое приспособить. Чем заниматься изо дня в день, чтобы, к примеру, через год обнаружить, что растянулись все связки. АН говорит - иди плавать. Если учитывать, что плавать я могу только в море, интересные меня ждут впереди годы.