(no subject)
Jan. 31st, 2019 06:54 pmОбсуждали с другом М. того премилого ребенка, к которому подселился младший.
Там много чего было, но самое удивительное - это полное отсутствие чувства стыда и вины. Полное. Сколько я читал - ребенок в травме у родителей-абьюзеров считает себя ужасно, невыносимо плохим.
Ни на гран. Вот чего не было, того не было. Перед взрослыми, конечно, изображалось. Потому что иначе не отстанут. Но как только взрослые исчезали из поля зрения - все, как с гуся вода. Взрослые воспринимались просто чертовски неосведомленными людьми и постоянной помехой, там было куда больше "не могу вас больше выносить, куда бы деться". Может быть, дело в том, что этот ребенок мог себя занять всегда вещами поинтереснее, чем упреки и отчитывания.
Но ни стыда, ни вины не было никогда. И этого "я плохой, я ничтожество" - тоже никогда. А ведь должно было быть. Отчитывали и стыдили постоянно. Правда, матушка лично дала в руки формулу: "если тебя отчитывают, просто говори про себя: передо мной табуретка, передо мной табуретка", - но вряд ли она предполагала, что ребенок будет пользоваться этой формулой в разговорах с ней самой. И это было куда раньше подросткового бунта, к подростковому бунту уже был подселенец, и взрослые вообще исчезли из реальности как класс, кроме тех, кого тщательно отбирали. Но и они были - строго по сферам, как вот Сергей Павлович был мастер и непререкаемый авторитет во всем, что касалось изо, но никакого переноса родителя на него не было.
Невиданный какой-то ребенок.
Там много чего было, но самое удивительное - это полное отсутствие чувства стыда и вины. Полное. Сколько я читал - ребенок в травме у родителей-абьюзеров считает себя ужасно, невыносимо плохим.
Ни на гран. Вот чего не было, того не было. Перед взрослыми, конечно, изображалось. Потому что иначе не отстанут. Но как только взрослые исчезали из поля зрения - все, как с гуся вода. Взрослые воспринимались просто чертовски неосведомленными людьми и постоянной помехой, там было куда больше "не могу вас больше выносить, куда бы деться". Может быть, дело в том, что этот ребенок мог себя занять всегда вещами поинтереснее, чем упреки и отчитывания.
Но ни стыда, ни вины не было никогда. И этого "я плохой, я ничтожество" - тоже никогда. А ведь должно было быть. Отчитывали и стыдили постоянно. Правда, матушка лично дала в руки формулу: "если тебя отчитывают, просто говори про себя: передо мной табуретка, передо мной табуретка", - но вряд ли она предполагала, что ребенок будет пользоваться этой формулой в разговорах с ней самой. И это было куда раньше подросткового бунта, к подростковому бунту уже был подселенец, и взрослые вообще исчезли из реальности как класс, кроме тех, кого тщательно отбирали. Но и они были - строго по сферам, как вот Сергей Павлович был мастер и непререкаемый авторитет во всем, что касалось изо, но никакого переноса родителя на него не было.
Невиданный какой-то ребенок.