11 июля

Я тут кое-что надумал.
Разумеется, все мои рассуждения о навязанных и присвоенных мыслях и эмоциях - в первую очередь имеют основу во мне. Мне нужно разделить, где у меня что, откуда оно пришло и что я с этим делаю, а, самое главное, что я дальше хочу с этим делать.
Мне нужно разделить - где я строю конструкцию, исходя из всего, что у меня вообще есть, а где - все еще остаются те куски, которые мне когда-то навязали, но я их воспринимаю как свои, и они мне застят.
Плохая новость в том, что дело движется очень медленно, а я по-прежнему очень нетерпелив.
Хорошая - в том, что я больше не хочу ничего выкидывать.
Я больше не хочу уничтожать весь тот кошмар, который тут был со мной, - да, я не смог (и не должен был) создать себе тут хоть сколько-нибудь приличного детства. Все то, что тут пытались переломать, но так и не доломали.

(Вот это, как ни странно, вызывает у меня наибольшее возмущение. Ну, в самом деле, берешься ты выращивать яблоки на дубу. Предположим, ты в упор не желаешь видеть, что это невозможно. Предположим, ты даже режешь кору, чтобы привить яблоневую ветку, даже втыкаешь туда прут. После чего - вуаля! - теряешь интерес. Прут прирастает крайне криво. Порез сочится, обрастает коркой, не закрывается. Все вместе выглядит безобразно, а, самое главное, результат не достигнут. Боже, какое дурацкое дерево! - кричишь ты, отчитываешь дуб три дня кряду, режешь заново, заново втыкаешь, уже на новом месте, опять теряешь интерес или тебя отвлекает что-то другое срочное. И? Половина веток на дубе сухая, ни расти толком, ни плодоносить он не может, он же точно знает уже, что желуди - это не яблоки, а нужны яблоки. И штук восемь яблоневых веток исправно дают килограмм кислятины, причем каждое яблоко, конечно же, в желудевой "шапочке". Чьи они - мои? Или это все-таки результат усилий того, кто это навязал? Это вообще отдельный вопрос. Но бог с ними, с яблоками. Чего добивался тот, кто так выращивал? Вот чего я понять не могу совсем. У меня куча вопросов к отцу, и они, мягко говоря, не все цензурны. Но вот чего не было, того не было. Он был крайне последователен. Если он и добивался от меня чего-то, то именно того, чтобы я оставался собой при любых обстоятельствах. И, судя по результатам, его вложения оказались куда прочнее.)

Но теперь, уже вздохнув как следует и уже зная разницу, я не хочу ничего терять. Я хочу помнить о принятом унижении, мне тяжело это сейчас писать, но это так. Я хочу помнить и ярость свою, и горечь, и отчаянье, и ненависть тоже. Было время, когда я больше всего хотел стереть память обо всем этом. Когда я отдал бы все на свете, чтобы не помнить о бездне ситуаций из разряда влип-сам-виноват-позорище-а-не-ребенок. Чего там только не было. Люди отлично чуят неумение с ними обращаться. Бесконечное количество раз мне хотелось покончить с собой, потому что другого способа прекратить эту череду издевательств я не видел. Что тут скажешь - хорошо, что мне не удалось. И да, как меня рвало сначала всем, что было в желудке, а потом - еще два дня желчью, я тоже хочу помнить, хотя это было крайне унизительно.
Но вот что самое главное. Я воспринимал это именно как издевательства. Меня так и не смогли убедить, что это все - заслуженно. К тому же, я уверен, что ребенок восьми-десяти лет не в состоянии натворить ничего, что заслужил бы он сам. У него нет еще ничего для того, чтобы заслужить унижения, издевательства и насмешки. Это все - заслуга исключительно его воспитателей. Сам ребенок представляет только срез их желаний видеть его таким, каким они хотят его видеть. И все же, несмотря на все это, я точно знал, что я так - не хочу. И что я сделаю все, что в моих силах, чтобы было иначе. Мое представление о себе совершенно не совпадало с чьим бы то ни было, и большинство людей имело возможность распоряжаться мной и навязывать мне. И это все равно не могло повлиять на то, что я считал себя - собой. (Зато влияло на состояние нервной системы, конечно.)
Вот это драгоценное я и не хочу выпускать. Но мне нужно найти для этого подходящее место и не позволять всему клубку, с этим связанному, хаотически носиться по мне и окрашивать все, что я делаю. Я долгое время думал, что порядок - это постоянный контроль. Это неправда. Постоянный контроль - это утомительно и всегда пост-фактум, а мне нужно все устроить так, чтобы в контроле не было необходимости. Если на полке кучей лежат краски, дрель, пять планшетов и две коробки с обувью, то чтобы достать один из этих предметов (одна рука), необходимо удерживать от падения все остальные (примерно восемь-десять рук). Если полок достаточно, и на одной - краски, а на других - все остальное, достаточно одной руки.
Когда места недостаточно, приходится очень крепко запирать тот шкаф, в котором все лежит. Или выкидывать лишнее. Но мне не может быть лишней память о том, как я сохранил себя в отвратительных, мерзких условиях. Да, это связано с бессилием и горечью. Но это - мои чувства. Я их прожил. Все, что мне теперь хочется - это чтобы на них ушло меньше времени. Но у меня не было здесь тебя. Хотя - я впервый момент сам пришел в ужас от того, в каком я тут состоянии, а ведь это было уже после нескольких очень приличных лет. Что было бы с тобой и мной, случись тебе наткнуться на меня - ну, скажем, сразу после ухода из дому в 1988-м, - я и представить себе не могу. И что бы мы делали после этого.

Знаешь, я, пожалуй, действительно потрачу время и силы на то, чтобы организовать себе кабинет-библиотеку. На меня очень сильно влияет пространство, в котором я нахожусь. И количество полок в этом пространстве.