(no subject)
Jul. 10th, 2019 12:50 amНашел занятную и ни разу не популяризаторскую лекцию об эволюции теорий вокруг психика/физиология/сознание.
Если совсем коротко: понятно, почему мы оба не могли перетащить в себя большую часть памяти, то есть понятно было и раньше, теперь понятно в подробностях.
Идея того, что даже сердечный ритм меняется в зависимости от того, берем мы тарелку в руки или печатаем текст, пробивает сильно. Идея того, что вновьполученный опыт не обнуляет предыдущий, а ложится еще одним слоем поверх, - еще сильнее. И как бы, интересно мне знать, можно было бы положить поверх _мой_ опыт, особенно тот, что не сопряжен с телесностью? Какими нейронами его, спрашивается, кодировать, если все это переплетено с физиологией так плотно, что меняется сердечный ритм.
Зато мысль о том, что моя воля, решения, акты любых действий - нуждаются в этой самой кодировке прежде, чем вообще станут возможны, немного отрезвляет. Равно как и о том, что под ними должны лежать те самые слои и слои, и _мои_ слои должны быть продолжением, хотя бы каким-то аналогом, совпадать если не по всей базе, то хотя бы на большую часть.
Нейроны группируются по принципам целеполагания. Вот это - самое потрясающее.
И отлично, просто отлично объясняет, каким образом люди говорят, что хотят одного, а получают совершенно другое, а если как следует поскрести, то именно этого они и добивались. Не по входящей информации. Не по раздражителям среды. По целеполаганию.
Базовые эмоции имеют очень малое отношение к осознанию/высшему уровню сознания. Оргазм, как выяснилось, почти не отражается в коре. Зато любая дифференциация эмоций ведет на более высокие уровни. Не просто хорошо/плохо, а почему именно и в подробностях. Нейроны, вместо того, чтобы висеть ульем, начинают роиться, дробиться и множиться, создавать оттенки и тонкие специализации, как в рецептах блюд высокой кухни. Хорошие такие.
Зато базовые эмоции имеют прямое отношение к частотам и резкости. И живопись импрессионистов интуитивно обращена именно к этой особенности, - всегда знал, что классицизм не просто рассудочен, а выхолощен. Слишком много резкости - слишком много ума, и это я тоже запомню.
И пишут люди всем телом. Подбирать и подбирать еще все эти нитки, и пока не подберу, никакого полотна не будет.
А еще понятно, почему перевод. С такой скоростью и точностью.
Если совсем коротко: понятно, почему мы оба не могли перетащить в себя большую часть памяти, то есть понятно было и раньше, теперь понятно в подробностях.
Идея того, что даже сердечный ритм меняется в зависимости от того, берем мы тарелку в руки или печатаем текст, пробивает сильно. Идея того, что вновьполученный опыт не обнуляет предыдущий, а ложится еще одним слоем поверх, - еще сильнее. И как бы, интересно мне знать, можно было бы положить поверх _мой_ опыт, особенно тот, что не сопряжен с телесностью? Какими нейронами его, спрашивается, кодировать, если все это переплетено с физиологией так плотно, что меняется сердечный ритм.
Зато мысль о том, что моя воля, решения, акты любых действий - нуждаются в этой самой кодировке прежде, чем вообще станут возможны, немного отрезвляет. Равно как и о том, что под ними должны лежать те самые слои и слои, и _мои_ слои должны быть продолжением, хотя бы каким-то аналогом, совпадать если не по всей базе, то хотя бы на большую часть.
Нейроны группируются по принципам целеполагания. Вот это - самое потрясающее.
И отлично, просто отлично объясняет, каким образом люди говорят, что хотят одного, а получают совершенно другое, а если как следует поскрести, то именно этого они и добивались. Не по входящей информации. Не по раздражителям среды. По целеполаганию.
Базовые эмоции имеют очень малое отношение к осознанию/высшему уровню сознания. Оргазм, как выяснилось, почти не отражается в коре. Зато любая дифференциация эмоций ведет на более высокие уровни. Не просто хорошо/плохо, а почему именно и в подробностях. Нейроны, вместо того, чтобы висеть ульем, начинают роиться, дробиться и множиться, создавать оттенки и тонкие специализации, как в рецептах блюд высокой кухни. Хорошие такие.
Зато базовые эмоции имеют прямое отношение к частотам и резкости. И живопись импрессионистов интуитивно обращена именно к этой особенности, - всегда знал, что классицизм не просто рассудочен, а выхолощен. Слишком много резкости - слишком много ума, и это я тоже запомню.
И пишут люди всем телом. Подбирать и подбирать еще все эти нитки, и пока не подберу, никакого полотна не будет.
А еще понятно, почему перевод. С такой скоростью и точностью.